Пока меня не хватает на что-то большее по итогам серии, чем один восторженный псто, перепащивание картиночек в тумбочку и внутренние рефлексии, люди пишут такие правильные, совершенно восхитительные посты.
Согласна от и до. Сомневаетесь в Моффате? Моффат придёт к вам.
28.08.2014 в 15:05
Пишет Crazycoyote:Face off
На самом деле, рассказ про Двенадцатого в этой серии нужно начинать с Одиннадцатого. Потому что. Фраза, которую я уже скоро запишу себе на лбу, чтобы во дни сомнений и тягостных раздумий просто смотреть в зеркало: «Всегда доверяй Моффату в логике развития персонажей». Это тот пункт, по которому я не готова вступать в ожесточенные споры в принципе, ибо бессмысленно. Я вас ни в чем не переубедю, но и вы меня ни в чем не переубедите. Логика развития персонажей — это то, в чем Мофф безупречен. Я никогда не буду равняться на него, как на идеал, просто потому, что «я делаю это по-другому», но как зрителя меня все более чем устраивает, и я не желаю иного.
МногабукавСобственно, чтобы понять, почему Моффат крут в развитии персонажей, мне за глаза достаточно одной Ривер. Я сейчас не о том, кто такая Ривер и что она из себя представляет. Я конкретно о ее таймлайне. Она появляется на экране в неправильном порядке, и это сбивает с толку. Но если выстроить ее появления в ее личной хронологии — вы поймете, что там нет ни единого сбоя. Ни одного. И Ривер из «Имени Доктора» — это именно Ривер после библиотеки. Она показательна еще и потому, что путь, проделанный этим персонажем от начальной точки до конечной, от Мелоди до жены Доктора — он совершенно титанический. Его видно даже слепоглухонемому должно быть, по-моему. И вместе с тем это все время одна и та же Ривер. Это никакой не другой человек, несмотря на все изменения. Это, помимо прочего, дочь Пондов — и последнее в ней тоже видно. Истинно говорю вам: ни единой дыры и лажи в том, как выстроен персонаж, нету. Можно быть несогласным с концепцией, но внутри концепции все части подогнаны друг к другу отлично. И все это крутится и работает.
При этом моя уверенность ничуть не мешает мне постоянно сгрызать до половины клавиатуру вместе с частью руки. Потому что Моффат так делает. Он совершенно намеренно и безо всяко жалости заставляет сомневаться в себе, сомневаться в истории, сомневаться в персонажах... Да, момент с протянутой рукой Клары в Deep Breath — именно такой. Давайте немножко заставим посомневаться даже тех, кто с первой минуты верит, что это Доктор. Впрочем, я обещала начать с Одиннадцатого. В предыдущих главах наших лирических писем в межгалактическое пространство я уже писала, что Одиннадцатый — ретравматик. То, что он из себя представляет, то, как он развивается, обусловлено не только сценариями Моффата, но и «Концом времени». Моффат свято блюдет логику развития персонажей. Он честно взвалил на себя этот чемодан камней, оставленный РТД в наследство, и потащил.
Поэтому Одиннадцатый — это Доктор, который прячется. Все время, так или иначе. Стирает информацию о себе, уходит жить на облаке в викторианской Англии, забывает, что случилось на Галлифрее и сколько там было детей в тот день... Прячет в себе себя, прячет Доктора так, что далеко не все могут увидеть сразу. И от зрителя он тоже прячется. Реакция Десятого на «забывающего» Одиннадцатого — это ведь и реакция фанатов РТД на эру Моффа тоже. «Да как ты вообще мог? Да что за хуйня тут творится? Да разве ж это Доктор?!» Доктор, именно Доктор, не беспокойтеся. Просто Моффат недосказывает, всегда. И люди считают, что им пытаются тут собрать слово «вечность» из букв Ж, О, П и А. Хотя на самом деле — всего лишь из букв Н, О, Ч и Ь. И не пытаются собрать, а только начали. Некоторые особо ретивые зрители, при этом, уже собрали слово «ночь» и очень потом удивляются, когда им на голову падает буква Т или Е. Логика, мол, нарушена, а то и вовсе ее нет. Хотя на самом деле все вообще совсем по-другому. И когда именно нам дадут все буквы, никто, кроме Моффата, не знает.
Про Одиннадцатого последнюю букву и вовсе выдали только в Deep Breath. Хотя для меня, в общем-то, просто проговорили вслух уже давно понятную вещь: за своим лицом Одиннадцатый тоже прячется. Лицо — это возможность всегда спрятать истинный пугающий масштаб личности за маской мальчика-клоуна с потешной мимикой. Доктор такой, как он есть, у Одиннадцатого именно что иногда вылезает из-под этой маски, как тесто, которое не помещается в кастрюле, и он его чаще всего быстро запихивает обратно. Снова принимает более приемлемую форму. Он это не для Клары делает и не для кого-либо еще. Он это делает для себя, в первую очередь. Одиннадцатый не справляется с собой всю дорогу, как бы дискомфортно это сейчас не прозвучало. Но это правда.
А вот теперь давайте про Двенадцатого. Опять же, это нифига не было для меня удивлением. Это именно то, чего я и ждала после юбилея и спешла. Логика развития персонажа такова. Одиннадцатый принял себя, а потом регенерировал. Что у нас вышло? Правильно, Доктор, который больше не прячется. Галлифрей больше не падает, Доктор больше не прячется. Enjoy the party. Чуть позже, я уверена, у Двенадцатого начнется своя собственная история, но пока он продолжает логику того, что происходило с Одиннадцатым. Двенадцатый - это Доктор, который «вышел из себя». Показал наружу, насколько он больше изнутри, достаточно откровенно и не особо заботясь реакцией окружающих. И пострегенерационная амнезия тут, конечно, очень кстати. То есть, первую половину серии Двенадцатого не сдерживает просто ничего, и это, как по мне, никакой не «побочный эффект», это необходимая совершенно ему вещь, чтобы полностью побыть собой. Он очень давно этого не делал.
И, собственно, Капальди... Чтобы сделать это так, нужно знать Доктора, любить Доктора, понимать Доктора — нужно быть Доктором. Я там узнала всех, с кем знакома: Первого, Четвертого, Восьмого, Девятого, Десятого, Одиннадцатого. Остальные, уверена, там тоже были, просто мне опыта не хватает их разглядеть. Они там все, и в то же время он — не они, он Двенадцатый. Я в свое время была в положительном шоке от того, как Мэтт играет древнее существо в молодом теле. А тут я пока даже не знаю, как описать то, что сыграл Капальди. И это он только начал... В Одиннадцатого нужно было заглядывать, в Двенадцатого — проваливаешься сразу, с разбегу, и судорожно ищешь, за что бы ухватиться, чтобы не потонуть нафиг. Очень сильный опыт, которого ньюскул пока что не давал ни разу. И при всем при том, что я пережила массу ярких эмоциональных ощущений, я абсолютно понимаю, что у меня в руках пока что одна буква, из которой в итоге может собраться что угодно, и я просто верчу эту букву в руках ,а мысли разбегаются в разные стороны, на десятки вариантов... The game is afoot
И еще кое-что напоследок... Все эти пляски вокруг «старого Доктора» — они, конечно, на самом верхнем уровне ничто иное, как «наш ответ Чемберлену», то есть фандому, но вообще-то чуть глубже это совершенно не про то, сколько Капальди лет. Это про то, что Доктору — две тысячи, и он вовсе не обязан быть удобным вам. Он вообще уже может себе позволить быть каким угодно. Даже если вам это не нравится. И с еще одной стороны это по-прежнему история про травматика и травматический опыт. Те, у кого в жизни была история успешной проработки травмы, наверняка сейчас поймут, о чем я. Когда ты решаешь проблему, ты меняешься. И очень часто так бывает, что даже люди, которые были с тобой все время, пока ты с этим боролся, стояли рядом и подставляли плечо, в первый момент оказываются не готовы тебя принять. Потому что, как бы странно это ни звучало, травматик в чем-то удобнее в общении. Он ограничивает себя в каких-то вещах, в которых здоровый человек ограничивать не будет. А некоторых других вещей он просто панически боится. Я вполне отдаю себе отчет, что я сейчас пишу это про Доктора, да. Но Доктор, который прятался, был удобнее. Тем, что был слабее. Только не говорите мне, что Доктор не может быть слабым, а то я решу, что мы с вами разные сериалы смотрели...
И когда Одиннадцатый по телефону говорит про то, что не хочет быть старым, это не про то, конечно же, что «ну все, теперь меня девки любить не будут». Это продолжение истории, которую Военврач обозвал «кризисом среднего возраста». Надо же понимать, что для Доктора это не просто «не хочу быть старым», а «не хочу снова быть старым». Нюанс, но очень важный. Который нам дает совершенно другую ситуацию на выходе. «А, тот забавный старикашка? Ну что вы, это уже давно пройденный этап...» Вы же понимаете, что это Доктор. Вы же знаете, кто такой Доктор. Это не переживания подростка о том, что скоро он постареет. Это как раз таки переживания взрослого, что он уже староват для таких вещей. Старый Доктор — это молодой доктор. Молодой Доктор — это старый Доктор. Попытайтесь вместить в голову всю эту конструкцию. И вы поймете, что это вообще не про эйджизм. Это вообще совершенно про другое.
URL записиНа самом деле, рассказ про Двенадцатого в этой серии нужно начинать с Одиннадцатого. Потому что. Фраза, которую я уже скоро запишу себе на лбу, чтобы во дни сомнений и тягостных раздумий просто смотреть в зеркало: «Всегда доверяй Моффату в логике развития персонажей». Это тот пункт, по которому я не готова вступать в ожесточенные споры в принципе, ибо бессмысленно. Я вас ни в чем не переубедю, но и вы меня ни в чем не переубедите. Логика развития персонажей — это то, в чем Мофф безупречен. Я никогда не буду равняться на него, как на идеал, просто потому, что «я делаю это по-другому», но как зрителя меня все более чем устраивает, и я не желаю иного.
МногабукавСобственно, чтобы понять, почему Моффат крут в развитии персонажей, мне за глаза достаточно одной Ривер. Я сейчас не о том, кто такая Ривер и что она из себя представляет. Я конкретно о ее таймлайне. Она появляется на экране в неправильном порядке, и это сбивает с толку. Но если выстроить ее появления в ее личной хронологии — вы поймете, что там нет ни единого сбоя. Ни одного. И Ривер из «Имени Доктора» — это именно Ривер после библиотеки. Она показательна еще и потому, что путь, проделанный этим персонажем от начальной точки до конечной, от Мелоди до жены Доктора — он совершенно титанический. Его видно даже слепоглухонемому должно быть, по-моему. И вместе с тем это все время одна и та же Ривер. Это никакой не другой человек, несмотря на все изменения. Это, помимо прочего, дочь Пондов — и последнее в ней тоже видно. Истинно говорю вам: ни единой дыры и лажи в том, как выстроен персонаж, нету. Можно быть несогласным с концепцией, но внутри концепции все части подогнаны друг к другу отлично. И все это крутится и работает.
При этом моя уверенность ничуть не мешает мне постоянно сгрызать до половины клавиатуру вместе с частью руки. Потому что Моффат так делает. Он совершенно намеренно и безо всяко жалости заставляет сомневаться в себе, сомневаться в истории, сомневаться в персонажах... Да, момент с протянутой рукой Клары в Deep Breath — именно такой. Давайте немножко заставим посомневаться даже тех, кто с первой минуты верит, что это Доктор. Впрочем, я обещала начать с Одиннадцатого. В предыдущих главах наших лирических писем в межгалактическое пространство я уже писала, что Одиннадцатый — ретравматик. То, что он из себя представляет, то, как он развивается, обусловлено не только сценариями Моффата, но и «Концом времени». Моффат свято блюдет логику развития персонажей. Он честно взвалил на себя этот чемодан камней, оставленный РТД в наследство, и потащил.
Поэтому Одиннадцатый — это Доктор, который прячется. Все время, так или иначе. Стирает информацию о себе, уходит жить на облаке в викторианской Англии, забывает, что случилось на Галлифрее и сколько там было детей в тот день... Прячет в себе себя, прячет Доктора так, что далеко не все могут увидеть сразу. И от зрителя он тоже прячется. Реакция Десятого на «забывающего» Одиннадцатого — это ведь и реакция фанатов РТД на эру Моффа тоже. «Да как ты вообще мог? Да что за хуйня тут творится? Да разве ж это Доктор?!» Доктор, именно Доктор, не беспокойтеся. Просто Моффат недосказывает, всегда. И люди считают, что им пытаются тут собрать слово «вечность» из букв Ж, О, П и А. Хотя на самом деле — всего лишь из букв Н, О, Ч и Ь. И не пытаются собрать, а только начали. Некоторые особо ретивые зрители, при этом, уже собрали слово «ночь» и очень потом удивляются, когда им на голову падает буква Т или Е. Логика, мол, нарушена, а то и вовсе ее нет. Хотя на самом деле все вообще совсем по-другому. И когда именно нам дадут все буквы, никто, кроме Моффата, не знает.
Про Одиннадцатого последнюю букву и вовсе выдали только в Deep Breath. Хотя для меня, в общем-то, просто проговорили вслух уже давно понятную вещь: за своим лицом Одиннадцатый тоже прячется. Лицо — это возможность всегда спрятать истинный пугающий масштаб личности за маской мальчика-клоуна с потешной мимикой. Доктор такой, как он есть, у Одиннадцатого именно что иногда вылезает из-под этой маски, как тесто, которое не помещается в кастрюле, и он его чаще всего быстро запихивает обратно. Снова принимает более приемлемую форму. Он это не для Клары делает и не для кого-либо еще. Он это делает для себя, в первую очередь. Одиннадцатый не справляется с собой всю дорогу, как бы дискомфортно это сейчас не прозвучало. Но это правда.
А вот теперь давайте про Двенадцатого. Опять же, это нифига не было для меня удивлением. Это именно то, чего я и ждала после юбилея и спешла. Логика развития персонажа такова. Одиннадцатый принял себя, а потом регенерировал. Что у нас вышло? Правильно, Доктор, который больше не прячется. Галлифрей больше не падает, Доктор больше не прячется. Enjoy the party. Чуть позже, я уверена, у Двенадцатого начнется своя собственная история, но пока он продолжает логику того, что происходило с Одиннадцатым. Двенадцатый - это Доктор, который «вышел из себя». Показал наружу, насколько он больше изнутри, достаточно откровенно и не особо заботясь реакцией окружающих. И пострегенерационная амнезия тут, конечно, очень кстати. То есть, первую половину серии Двенадцатого не сдерживает просто ничего, и это, как по мне, никакой не «побочный эффект», это необходимая совершенно ему вещь, чтобы полностью побыть собой. Он очень давно этого не делал.
И, собственно, Капальди... Чтобы сделать это так, нужно знать Доктора, любить Доктора, понимать Доктора — нужно быть Доктором. Я там узнала всех, с кем знакома: Первого, Четвертого, Восьмого, Девятого, Десятого, Одиннадцатого. Остальные, уверена, там тоже были, просто мне опыта не хватает их разглядеть. Они там все, и в то же время он — не они, он Двенадцатый. Я в свое время была в положительном шоке от того, как Мэтт играет древнее существо в молодом теле. А тут я пока даже не знаю, как описать то, что сыграл Капальди. И это он только начал... В Одиннадцатого нужно было заглядывать, в Двенадцатого — проваливаешься сразу, с разбегу, и судорожно ищешь, за что бы ухватиться, чтобы не потонуть нафиг. Очень сильный опыт, которого ньюскул пока что не давал ни разу. И при всем при том, что я пережила массу ярких эмоциональных ощущений, я абсолютно понимаю, что у меня в руках пока что одна буква, из которой в итоге может собраться что угодно, и я просто верчу эту букву в руках ,а мысли разбегаются в разные стороны, на десятки вариантов... The game is afoot
И еще кое-что напоследок... Все эти пляски вокруг «старого Доктора» — они, конечно, на самом верхнем уровне ничто иное, как «наш ответ Чемберлену», то есть фандому, но вообще-то чуть глубже это совершенно не про то, сколько Капальди лет. Это про то, что Доктору — две тысячи, и он вовсе не обязан быть удобным вам. Он вообще уже может себе позволить быть каким угодно. Даже если вам это не нравится. И с еще одной стороны это по-прежнему история про травматика и травматический опыт. Те, у кого в жизни была история успешной проработки травмы, наверняка сейчас поймут, о чем я. Когда ты решаешь проблему, ты меняешься. И очень часто так бывает, что даже люди, которые были с тобой все время, пока ты с этим боролся, стояли рядом и подставляли плечо, в первый момент оказываются не готовы тебя принять. Потому что, как бы странно это ни звучало, травматик в чем-то удобнее в общении. Он ограничивает себя в каких-то вещах, в которых здоровый человек ограничивать не будет. А некоторых других вещей он просто панически боится. Я вполне отдаю себе отчет, что я сейчас пишу это про Доктора, да. Но Доктор, который прятался, был удобнее. Тем, что был слабее. Только не говорите мне, что Доктор не может быть слабым, а то я решу, что мы с вами разные сериалы смотрели...
И когда Одиннадцатый по телефону говорит про то, что не хочет быть старым, это не про то, конечно же, что «ну все, теперь меня девки любить не будут». Это продолжение истории, которую Военврач обозвал «кризисом среднего возраста». Надо же понимать, что для Доктора это не просто «не хочу быть старым», а «не хочу снова быть старым». Нюанс, но очень важный. Который нам дает совершенно другую ситуацию на выходе. «А, тот забавный старикашка? Ну что вы, это уже давно пройденный этап...» Вы же понимаете, что это Доктор. Вы же знаете, кто такой Доктор. Это не переживания подростка о том, что скоро он постареет. Это как раз таки переживания взрослого, что он уже староват для таких вещей. Старый Доктор — это молодой доктор. Молодой Доктор — это старый Доктор. Попытайтесь вместить в голову всю эту конструкцию. И вы поймете, что это вообще не про эйджизм. Это вообще совершенно про другое.